Когда четыре года назад попытка Михаила Саакашвили силой вернуть Южную Осетию с треском провалилась, многие, особенно в России, ожидали, что это будет стоить ему поста главы государства. Однако позиции президента Грузии оказались устойчивее, чем можно было предположить.

Он пережил военный разгром и период резкого охлаждения к нему Запада, в том числе США, раздраженных тем, что авантюризм союзника поставил их в неудобное положение. Уже за первые два года Саакашвили в основном преодолел негативные для себя политические последствия поражения и, судя по всему, наметил контуры будущей управленческой конструкции в стране после 2013 года, когда, согласно Конституции, он должен покинуть пост президента.

Но на сей раз он впервые может столкнуться с серьезным вызовом своей власти. И связано это не с прошлыми событиями "пятидневной войны", а с логикой развития общественно-политической ситуации в Грузии.

Фигура Михаила Саакашвили всегда вызывала множество сильных чувств, и это объяснимо: третий президент Грузии – человек импульсивный, резкий, строящий грандиозные планы и стремящийся быстро их осуществить, невзирая на издержки и объективные препятствия.

Тем не менее, если отвлечься от эмоций, которые в России усугубляются еще и тем, что политика грузинского лидера носит нескрываемо антироссийский характер, нельзя не признать, что Саакашвили – один из самых интересных национальных руководителей на постсоветском пространстве.

Проблемой большинства бывших советских республик является отсутствие у их правящих классов внятного представления о том, чего они хотят и какими желали бы видеть собственные страны. В результате политика строится либо на удержании статус-кво, либо на бесконечном маневрировании между крупными внешними игроками в надежде больше выгадать из их соперничества за влияние. И если когда-то обе упомянутые стратегии давали результат, то сегодня они уже практически не работают.

Саакашвили отличается целеустремленностью. Он хочет волевым усилием вырвать Грузию из исторического контекста – не только советского, но и, по сути, кавказского со всем его извилистым прошлым – и превратить ее в "нормальную" среднюю европейскую страну.

Шумиха вокруг желания Грузии вступить в НАТО, волна демагогии насчет "факела демократии" на Кавказе, которая сопровождала "революцию роз" и последовавшие за ней события, яростно прозападная риторика Тбилиси – все носило инструментальный характер.

Неотрывно привязать Грузию к евроатлантическому миру, чтобы гарантировать политическую и финансовую поддержку, а затем искоренить национальную традицию отношения к труду и излишне "творческого" поведения. Именно она, по убеждению команды Саакашвили, и водит грузин по одному и тому же замкнутому кругу, не позволяя построить эффективную государственность.

Иными словами, речь идет не о преобразовании экономики или политических институтов, а о пересоздании нации, внедрении новой психологии. Сродни революционному порыву большевиков, но с обратным знаком – не к коллективизму, а наоборот.

Проигранная война изменила идеологические параметры. Михаил Саакашвили понял, что ни Европа, ни Америка не собираются рисковать полномасштабным конфликтом с Россией ради Тбилиси, так что делать ставку на включение в евроатлантические структуры бессмысленно.

Демократические лозунги остались экспортным продуктом, дабы сохранить внимание и помощь Запада, в самой же Грузии Михаил Саакашвили после войны больше упирал на иные примеры – ими можно считать основателя Турецкой республики Мустафа Кемаля Ататюрка и основателя Сингапура Ли Куан Ю.

Выбор образцов четко показывает направление. Оба создавали государственность с нуля, Ататюрк при этом еще и сознательно отсекал Османскую традицию. Оба уделяли значительное внимание переменам менталитета соотечественников. Оба правили очень долго и принципиально не принимали демократию как средство осуществления модернизации.

Все это полностью соответствует воззрениям президента Грузии на то, как следует реформировать страну. Его реформы с самого начала были отмечены радикальным подходом и готовностью вовсе не считаться с издержками для значительной части населения – людей старше 40-50 и работников отраслей, признанных неперспективными (к последним, с точки зрения грузинских реформаторов, по сути, относится и сельское хозяйство).

Понятно, что для столь жестких преобразований нужен мощный аппарат подавления, в который и превратилось МВД, обладающее в Грузии очень широкими полномочиями.

К осени 2011 года Михаил Саакашвили прочно контролировал грузинскую политическую и общественную систему, практически подавив разрозненную оппозицию. Затем, однако, обстановка начала меняться.

Формальной вехой стал приход в политику самого богатого человека страны Бидзины Иванишвили, обладающего не только огромным финансовым ресурсом, но и пока что незапятнанной репутацией. Поскольку на родине Иванишвили никогда не занимался бизнесом, только обширной благотворительностью, а свои миллиарды сделал в России, привычный аргумент насчет "ограбленного простого народа" к нему там не применим.

Появление Иванишвили на политической сцене вдохновило многочисленных, но деморализованных и раздробленных противников проводимого курса. В коалицию "Грузинская мечта" влились почти все. В перспективе это станет ее слабым местом, но пока играет на пользу.

Однако возникновение заметного оппозиционного движения – не причина, а скорее следствие изменений. Суть же их состоит в том, что модель Михаила Саакашвили забуксовала. Точнее говоря, то, что можно было сделать средствами, которые он избрал, сделано, а для качественного углубления реформ нужны другие методы, к которым власть, похоже, не готова.

Если убрать пропаганду (а рассказы о либеральном экономическом чуде в Грузии скорее из этой категории), то Михаил Саакашвили сделал за годы своего президентства одну принципиальную вещь – он отстроил и заставил эффективно работать государственный аппарат.

Грузия действительно производит сильное впечатление своими вежливыми и подтянутыми полицейскими и пограничниками, отсутствием бытовой коррупции (и это в стране, где таковая считалась неотъемлемым элементом культуры), безукоризненно функционирующими госуслугами, на которые гражданин почти не тратит своего времени (хотя всегда считалось, что безалаберность – едва ли не отличительная черта национального менталитета), собираемостью налогов. Пожалуй, ни одно постсоветское государство не может похвастаться чем-либо подобным.

Оборотная сторона этого успеха – всеобъемлющее полицейское государство, под контролем которого находятся все аспекты социально-политической и экономической деятельности. Соответственно, творческая инициатива должна быть формально или неформально одобрена сверху, а одобряется она в том случае, если инициатор готов содействовать строительству того государства, которое считает правильным Михаил Саакашвили.

Есть один любопытный фактор, который катализирует перемены. Саакашвили с самого начала сделал ставку на молодых – в Грузии, наверное, самый молодой в мире государственный аппарат вплоть до высшего эшелона. Людям среднего возраста почти открыто говорили, что в их услугах новая Грузия особенно не нуждается, зато молодежь поощряли к деланию карьеры.

Те, кто занял руководящие кресла, именно поэтому никуда уходить в обозримом будущем не собираются. Между тем возмужало новое поколение, тем более что в Грузии после "революции роз" сильно увеличилось количество студентов, однако его карьерные возможности ограничены именно в силу молодости правящей когорты. Осознание этого ведет к тому, что впервые за годы власти Саакашвили на оппозиционные митинги стало приходить все больше молодых – прежде это был удел среднего и старшего возраста.

Для дальнейшего развития необходим выход за пределы этой административной модели, причем продолжение попыток ломать через колено национальную психологию и традицию, скорее всего, начнет уже форсировано порождать сопротивление. Симптомом этого и стал Иванишвили.

Иными словами, нужно переосмысление реформ с учетом особенностей "человеческого материала", а не с целью перековать его любой ценой. Но на это Тбилиси, кажется, идти не собирается, рассчитывая добиться полного доминирования на осенних выборах в парламент. Они решающие, поскольку в следующем году Грузия из президентской республики становится парламентской, а сам Саакашвили намерен занять премьерское кресло.

Но это означает сползание к тактике удержания власти, которая в конечном итоге никогда не вела ни к чему хорошему. Жесткие санкции против Иванишвили и его сторонников, назначение всесильного главы МВД Вано Мерабишвили премьер-министром показывают, что грузинская правящая верхушка нервно относится к происходящему.

Михаил Саакашвили искренне верит в свое предназначение и в то, что он не может и не должен уходить до того, как его представление о будущем Грузии будет реализовано. С практической точки зрения это означает, вероятно, нарастание давления на оппозицию, которую грузинский лидер считает разрушительной "силой хаоса", и попытки сохранить власть любой ценой.

Путь опасный и не гарантирующий успеха. А главное – до боли знакомый, постсоветский… -0-

Федор Лукьянов, главный редактор журнала "Россия в глобальной политике" –  РИА Новости

Мнение  автора может не совпадать с позицией редакции