Особый метод вышивки позволяет инженеру Юрию Овсепяну создавать выпуклые картины

У этой солнечной картины и не захочешь, а остановишься. Диковинный цветок, растущий на волшебном дереве, рассыпается на множество лепестков, образующих светящийся круг. Этот круг из лепестков как будто вращается вокруг дерева, лепестки светятся и даже, кажется, поют. Нежно оберегает это пение листва других деревьев, склоняющихся к поющему дереву сверху, справа и слева. А снизу – танцующие травы. 
      
А когда опускаешь глаза и видишь название картины – «Нежность», то задумываешься о том, что нежность может быть не только камерной, от человека к человеку, но и вселенской, когда все в мире пронизано нежностью. Прообраз чудесного будущего, если верить, что все стремится к совершенству. И эта вселенская нежность передана красками, причем необычными – шерстяными. 
      
Конечно, шерстяные здесь не краски, а нитки: вискоза, ангор, мулине. Из них и вышиты картина «Нежность» и другие работы художника Юрия Овсепяна. Необычность работ в том, что они не плоские, а объемные, что еще больше подчеркивает теплоту и мягкость шерсти. 
      
Автор – не профессиональный художник, а… инженер-механик по холодильным установкам. В Ереване окончил Политехнический институт, проектировал тепловые сети, различное оборудование. Сейчас живет и работает в Москве. 
      
Кстати, инженерное образование легко просматривается в некоторых картинах Овсепяна – линии, плоскости, сложные конструкции. 
      
Например, картина «Моя судьба». Здесь жизненный путь представлен как инженерное сооружение с важными узлами и несущими линиями, отражение поступков и намерений в виде переплетения цветных фигур и объемов, находящихся друг с другом в одной живой цепи. 
      
Конструкция, но мягкая, обтекаемая, не травмирующая душу. Так ведь и в природе: все жесткое упаковано в мягкое, все острое скрыто биологическими формами. Даже горы, издалека кажущиеся острыми как иглы, вблизи оказываются округлыми. И только ураган, разрушая, обнажает жесткость структуры, и мы вдруг видим такое, что наша психика может не вынести. 
      
Искусство, уподобляясь урагану, тоже может разрушать и обнажать. Но может и, следуя нежности природы, смягчать и сглаживать. Так рождается красота. В той же картине «Моя судьба» Овсепян предлагает посмотреть на жизнь не как на цепь преодолений и препятствий, а как на причудливый узор на ткани бытия. Посмотришь и задумаешься: а в самом деле, не является ли жизнь каждого из нас таким узором на общем гигантском полотне человечества? Такая картина предлагает зрителю задуматься над тем, как выглядит узор его жизни, обогатит ли он земную палитру, внесет ли хоть что-то во вселенскую гармонию... 
      
Мы говорим – «творчество», но где его истоки? Почему одни творят, будучи инженерами, а другие и в художниках прозябают? Инженерную мысль Юрий перенял, наверное, от деда, который всю жизнь что-то мастерил. 
      
Например, в годы, когда с детскими игрушками была проблема, из чугунных листов сам делал паровозики, вагончики. 
      
Главное для ребенка пример, а не слова. Что-то все время шила бабушка. Воротнички, салфеточки и другие мелочи вышивала мама. То есть в доме всегда были нитки, самые разные; на катушках, на бобинах, в клубках и мотках. Их можно было не только рассматривать, но и трогать руками. А тактильные ощущения, как говорят физиологи, формируют мозг и память. 
      
Конечно, шить с детства он не мог просто из самолюбия – мальчишка все-таки. Но рисовал, лепил, что-то вырезал из дерева постоянно. Правда, серьезно его творческий потенциал проявился только в 1978-м, когда ему было уже 30 лет. Прочитал в газете о том, что какой-то англичанин сделал из спичек макет Эйфелевой башни, и загорелся: англичанин может, а я? И сделал, в масштабе 1:500. Всем нравилось, а ему нет – чистота работы его не устраивала, любительский уровень. Второй макет (в масштабе 1:400) делал уже более тщательно: из каждой коробки спичек выбирал по 2–4, по размеру, по цвету, даже по срезу и каждую обтесывал наждачной бумагой. 
      
Потому что уже знал: хоть где-то небольшой скос – и все пойдет криво. Из 72 тысяч спичек для макета отобрал 6 тысяч. И если на сборку первого макета ушло три месяца, то теперь – семь. Бесполезный труд? Вовсе нет, это и для души, и для жизни, ведь наше терпение складывается из пауз между ударами сердца. 
      
Но этот первый творческий успех был важен и для опыта. Семь месяцев горения научили его жить в этом режиме, знать, как проживать его этапы. Ведь так был увлечен, что почти не ел, спал урывками, рвался с работы, то есть жил своей башней. Не давал себе отдыха. Каждый день сидел до изнеможения – боялся: уйдет вдохновение (его же раньше не было!) и больше не вернется. Зато по этой работе он понял, на что способен. Понял: могу! Это очень важно – понять, что ты можешь. Так рождается в нас Творец. А потом уже сам будешь искать повод проявить себя. 
      
Как-то, а было это в начале восьмидесятых, соседка подарила его жене Анне иголку для нетканых гобеленов. Та попросила: «Юр, нарисуй что-нибудь, а я поработаю иглой». И он нарисовал львенка из мультфильма, а жена вышила рисунок. 
      
Картинку повесили на стенку. Но сами вначале не поняли, есть ли в этом что-нибудь стоящее. Зато гостям (родственникам, друзьям, соседям) львенок понравился. Причем даже не столько рисунок, сколько то, что картина – шерстяная, приятная на глаз и на ощупь. Все отмечали, что она добавляет жилью мягкости и уюта. 
      
Потом было еще несколько совместных с Анной шерстяных картинок-этюдов, которые он дарил всем, кому они нравились. Но когда жена рожала их дочку Сону, от гобеленов отошла – переключилась на ребенка. Вспомнили про картины, дарящие уют, несколько лет спустя, когда переехали из Еревана в Москву. На новом месте всегда на первых порах неуютно, непривычно, не хватает тепла. И Юрий решил уже попробовать самостоятельно сделать картину из шерстяных ниток. Это теперь у него мечта – сотворить композиционно сложное панно «Россия – Армения», символически выразив суть обеих культур. А тогда идеи были простейшие… Здесь, в Москве, ведь тоже было много друзей и знакомых, которым приятно было дарить то, что они не купят в магазине. 
      
А когда взял в руки иголку, почувствовал в себе тот же кураж, который был в процессе работы над макетом Эйфелевой башни. Значит, это точно было его дело, то, что ему близко, необходимо для проявления накапливавшегося все эти годы творческого потенциала. 
      
И буквально с первых же шагов пришла мысль об объеме. Он знал, что когда опытные ковроделы хотят сделать ямочку или затемнение, то ножницами чуть подрезают нитки в нужных местах. Вначале он тоже стал подрезать. 
      
А тут вдруг как осенило: ведь регулировать подъемы или спады поверхности можно иголкой, просто оставляя снаружи более короткие или более длинные шерстяные петельки. Вроде бы элементарно, но раньше никому это не приходило в голову. Так вот и возникает новый стиль, а потом, если он угадан и совпадает с веяниями времени, может сложиться и традиция, Шерстяная живопись всегда смягчала нравы и быт. 
      
В Средние века на огромных пустых стенах замков и дворцов висели ковры, гася страсти и умиротворяя жесткость сердец. Современные дома уютнее средневековых замков, да и психика наша стала терпимее. Но пришла жесткость иного рода – деловая. Мы начинаем все больше жить умом, чем сердцем. 
      
В нашей жизни все меньше пауз. Во многих семьях уже нет бабушек и дедушек (живут отдельно и, как правило, работают) с их миром неспешности, позволяющим рассматривать жизнь, а не потреблять ее. 
      
Вокруг нас все больше техники, полезной, целевой и... съедающей ценность духовных факторов: созерцательность, деликатность, благородство, нежность, наивность. 
      
Хотя сами по себе эти ценности вечны – именно потому, что практически бесполезны. 
      
В этом смысле объемные шерстяные картины Юрия Овсепяна, может быть, именно сейчас нам особенно нужны, чтобы спасти наши души от ожесточения, от душевного вакуума, возникающего, когда мы выбрасываем из своей жизни все, что кажется нам бесполезным. 
      
Скажем, какая практическая польза от музыки? Да никакой. Ее ценность не измеришь ни в килограммах, ни в метрах, ни в джоулях. А мы от нее плачем или чувствуем себя счастливыми. То есть это область души. Но и все свои картины Юрий Овсепян создает в особом душевном состоянии, когда в нем самом звучит музыка. Так, например, появилась картина «Нежность». 
      
Дочка никак не могла уснуть, и он начал наигрывать на пианоле что-то успокаивающее. И вдруг почувствовал, что возникло что-то такое, чего раньше не было. И оно, это трудновыразимое, зазвучало. А потом он попробовал передать эти звуки ниткам. И родилась картина «Нежность». 
      
Некоторым кажется странным: мужчина и занимается (не по необходимости, а по увлечению!) таким вроде бы не мужским делом. 
      
– Но ведь и Создатель, – говорит Юрий Николаевич, – делал не только грубую работу (создавал небо, воду, землю), но и мелкую: листья, цветы, насекомых. Для Творца нет неинтересного или чужого, мужского или женского. Мужское начало он проявляет в мелком и мягком, а женское – в крупном и жестком. Это труднее, но и интереснее. Тонкая работа требует сосредоточенности, терпения, последовательности. Это уже как обряд, ритуал с паузами, повторами. И тогда вдруг начинаешь видеть в привычном то, что не видел раньше... 
      
Я слушаю художника и думаю о том, что ускорение нашей жизни, если что-то и дает, то многое и отнимает. 
      
Разве оценишь в движении, да еще на скорости, красоту цветка? А мы, живя все быстрее, стремимся к новой информации и новой красоте, лишая себя возможности разглядеть прекрасное в привычном, услышать музыку ветра, воды, земли. А творчество – это действительно ритуал, останавливающий нас в нашем губительном продирании через жизнь, открывающий нам другое зрение, другой слух. И тогда оказывается, что можно из всего извлечь музыку: из глины, из дерева, из шерсти... 
      
И еще увлечь этим своим открытием других. У Юрия Овсепяна уже есть ученицы, он сейчас регулярно ведет занятия в армянском посольстве. Некоторые его воспитанники уже участвуют в выставках. Учатся извлекать нежность из… шерсти.

Автор: Герман АРУТЮНОВ
 Вечерняя Москва