Однако было бы опрометчиво говорить о 2012 году как о «проходном» для постсоветского пространства. Президентские выборы в России, парламентские кампании в Украине, Грузии и Армении, сложности в российско-американских отношениях, евразийские интеграционные проекты Москвы, геополитические маневры Узбекистана, (приостановившего членство в ОДКБ) – все это дает богатую пищу для размышлений о том, в каком направлении движется Евразия.

Третий президентский срок Владимира Путина стал, без преувеличения, одной из наиболее дискуссионных тем уходящего года. Между тем, если говорить не о формальной, а о фактической стороне дела, то никакого реального возвращения Путина к власти не произошло. Находясь 4 года на посту главы федерального правительства, он оставался ключевым игроком в российской внутренней и внешней политике. Робкие попытки его временного заместителя Дмитрия Медведева выработать альтернативу путинскому курсу выродились в борьбу «лучшего» с «хорошим». В итоге «тандем» перестал существовать, прежний «рулевой» уверенно занял знакомое ему место.

Этот процесс не привел к каким-то серьезным внешнеполитическим изменениям – все прежние приоритеты российской политики на международной арене остались неизменнными. Во-первых, неприятие внешнего вмешательства во внутриполитические процессы и покушения на суверенитет. Проявилось это и в подходах Москвы к «Арабской весне» в целом, и к ее отдельным проявлениям – Сирии и «закону Магнитского». При этом и в первом, и во втором случае российское руководство не пытается перейти некие «красные линии», ограничиваясь жесткой риторикой.

Эта риторика вызывает огорчение на Западе (особенно в Вашингтоне), но в действительности не приводит к возврату к временам «холодной войны». Москва не пытается предложить какую-то идеологическую альтернативу. В ее поведении превалирует стремление сохранить остатки «ялтинско-потсдамского мира», то есть более предсказуемой, прогнозируемой и понятной системы мировой политики.

Мне эта задача видится фактически неподъемной, ибо как бы кто лично ни относился к установкам Ялты и Потсдама, но они более не отражают расклад сил на международной арене. Во-вторых, Москва продолжает свои интеграционные усилия на постсоветском пространстве. Именно эта территория обозначена Россией как сфера ее приоритетных интересов. И – в отличие от того же Ближнего Востока или АТР – у России есть ресурсы для того, чтобы эти интересы активно продвигать. Динамика 2012 года на этом направлении показала, что Москва четко разделяет проекты: те, где на первом плане экономические интересы и прагматика (Таможенный и Евразийский Союз), и те, где превалируют риторика и бюрократические упражнения (СНГ, российско-белорусское «союзное государство»).

Обычно парламентские выборы в постсоветских государствах редко становятся предметом жгучего интереса. Власть в Евразии персонифицирована, и президентские институты, как правило, доминируют. Однако в 2012 году избирательные кампании в Грузии, Украине и Армении привлекли внимание. Причины в каждом случае были свои.

В Грузии идет процесс конституционной реформы, в результате которой произойдет перераспределение полномочий между основными институтами власти. Армения и Украина начинают выборный цикл, который должен завершиться выборами президента. И для обеих республик парламентские кампании стали «генеральным смотром». При всем различии между выборами в трех упомянутых выше странах (в Грузии победу одержали оппозиционеры, а в Армении и Украине успех достался «партиям власти») их объединяет одна важная черта. Постсоветские общества по-прежнему демонстрируют верность таким трендам, как патернализм, популизм в его социальной или националистической версии.

И если армянский и украинский избиратель предпочел на этот раз «стабильность» и властный патернализм, то граждане Грузии сделали выбор в пользу оппозиционных патерналистов. Тот же Бидзина Иванишвили в Грузии обеспечил себе успех в первую очередь благодаря критике социальной политики правительства, и высокой цены экономических реформ. Все это говорит о том, что сохраняется «переходный» характер постсоветских обществ с размытой идентичностью, неоднозначным пониманием социальных и политических перспектив. Какого-то однозначного выбора государства Евразии еще не сделали вне зависимости от направленности риторики государственных лидеров.

Такое «промежуточное состояние» проявляется, впрочем, не только во внутренней, но и во внешней политике. Самое крупное (по численности населения) государство Центральной Азии – Узбекистан, приостановило свое членство в ОДКБ и сделало ряд важных шагов по упрочению взаимоотношений с США. Однако параллельно с этим Ташкент дал понять, что оставляет за собой право на допуск иностранных военных баз на своей территории. Быстрого приглашения американцам открыть базы в Узбекистане, о чем много спорили и говорили в конце лета 2012 года (в особенности СМИ Казахстана), не поступило.

Не так просты и российско-таджикские договоренности, как их оценивали многие обозреватели после того, как Москва и Душанбе договорились о пролонгации пребывания российской военной базы в Таджикистане. Так президент Таджикистана Эмомали Рахмон не получил поддержки от Путина в своих планах строительства на реке Вахш Рогунской гидроэлектростанции. Вокруг этого проекта таджикские интересы сталкиваются с узбекскими, и Москва пытается не делать здесь окончательного выбора между двумя соседними странами. Не вполне понятны и перспективы эксплуатациии аэродрома «Айни», к которому определенный интерес проявляют и США.

Сегодня трудно делать далеко идущие выводы, однако даже Грузия – долгие годы самый неудобный для Москвы сосед – после формирования нового правительства сделала важные шаги для нормализации двусторонних отношений. И Кремль ответил на эти инициативы, показав свой интерес хотя бы к минимальному улучшению. Таким образом, на мой взгляд, евразийские государства стремятся по возможности сохранять конструктивные отношения и с Москвой (центром былого советского влияния), и с Западом – осознавая, что при имеющихся ресурсах и возможностях трудно стать бенефициарием, играя на противоречиях между РФ и США.

Сергей Маркедонов – приглашенный научный сотрудником Центра стратегических и международных исследований (Вашингтон, США).