Исходящие со стороны Азербайджана постоянные угрозы силового «разрешения» нагорно-карабахского конфликта обнаруживают существенные изъяны азербайджанской позиции в общем контексте урегулирования, которые, однако и к сожалению, не находят достойного идейного отпора с армянской стороны. Данная статья в сжатой форме нацелена на выявление указанных существенных изъянов, противоречий и общей неэффективности, прежде всего для самого Азербайджана, продолжения политики силового давления на другую сторону конфликта,передает "noravank.am".

Своими угрозами военного пути разрешения конфликта Азербайджан – кроме того, что нарушает действующие принципы и нормы международного права, прежде всего основной принцип международного права: неприменение силы или угрозы силой – также вгоняет себя в политико-правовую ловушку. Экспертному сообществу уже продолжительное время известны конкретные аспекты силовой политики Азербайджана, находящиеся в жестком противоречии с действующими нормами международного права в частности и императивом компромиссного разрешения конфликтов в международных отношениях в целом. К данным явным аспектам силовой позиции Азербайджана, ведущим к общей одиозной позиции республики, можно отнести: 1) продолжающуюся блокаду армянской стороны, запрещенную нормами международного права и рассматриваемую последними как одно из проявлений агрессивной политики осуществляющего блокаду государства (государств); 2) общий фон позиции Азербайджана в контексте урегулирования конфликта, указывающий на «дух» военно-политических угроз и экономических рычагов давления, запугивания и шантажа; 3) не скрываемые, а наоборот – широко афишируемые военные амбиции в контексте доведения своего военного бюджета до размеров, выходящих за рамки оборонных целей, и общей политики военного строительства, выражающейся в однозначной направленности на наступательную милитаризацию, закупку наступательных видов вооружения; 4) конкректные проявления военно-политической позиции Азербайджана, ее нетранспарентности, имеющие непосредственное выражение, в частности, в осуществлении мониторинга на линии прекращения огня (например, продолжающаяся практика недопуска азербайджанской стороной должностных лиц ОБСЕ на свои передовые позиции по установленной линии прекращения огня).

Все указанное давно известно и с большей или меньшей эффективностью используется армянской стороной для привлечения соответствующего внимания задействованных в посредническом процессе государств и всего международного сообщества. Вместе с тем, по всей видимости, не вполне представляется и/или не вполне задействуется важный, с нашей точки зрения, блок аргументации, относящийся непосредственно к позиции НКР. Обозначенная выше силовая природа и направленность политики Азербайджана выстраивает для НКР выгодную систему предпосылок политико-правового свойства, которой необходимо придать правильный контекст и соответственно попытаться извлечь из нее максимальные выгоды в перспективе.

Силовые заявления азербайджанского руководства на всех уровнях, указанные выше конкретные проявления угрожающей военно-политической позиции азербайджанской стороны, преемственность которых во временном интервале 1994 (окончание активной, военно-интенсивной фазы конфликта) и 2006 годов не только не спала, но и, по всей видимости, усилилась, приняв более завуалированные виды, дает НКР однозначные основания рассматривать нынешний этап «переговорного» процесса как неконструктивный в виду позиции Азербайджана, который всеми своими заявлениями и действиями оттягивает время и выжидает удобного момента, чтобы вернуться к ситуации 1992г. (начало активной, военно-интенсивной фазы конфликта).

Со стороны НКР было бы по меньшей мере безответственно ожидать непосредственного вооруженного нападения Азербайджана в ситуации, когда присутствуют все признаки готовящегося военного преодоления установленной линии прекращения огня. Вместе с тем нынешний этап неоднозначной интерпретации международных норм в сфере права на самооборону, неопределенной и «державнозависимой» («что можно Юпитеру, не позволено быку») концепции права на превентивную оборону, сдерживающе-превентивного удара по агрессору обороняющимся субъектом, не дают основания говорить об исключительном праве НКР на превентивный удар в ситуации явно готовящейся наступательной операции со стороны Азербайджана. Для такого вывода нет как однозначных политико-правовых оснований в виде консенсусной позиции международного сообщества, выраженной в нормах общего международного права, так и отсутствует необходимая внутренняя материально-ресурсная база по выявлению скрытых передвижений мобильных сил, поступлению соответствующей развединформации самого оперативного свойства (спутниковое слежение, высокотехнологичные электронно-оптические средства наблюдения и контроля для раннего оповещения и т.п.). Более того, очевидно, что превентивные удары со стороны НКР, даже в случае доказательно подкрепленного представления для международного сообщества фактов готовящейся наступательной операции со стороны Азербайджана, будут иметь однозначно негативную оценку со стороны подавляющего числа государств.

С нашей точки зрения, для НКР важен вопрос максимально эффективного военного удержания своих оборонительных рубежей, которое бы сочеталось с возможностью контрнаступательных операций по отбросу противника и занятием новых территорий в качестве компенсации за осуществленное Азербайджаном широкомасштабное нарушение режима прекращения огня.

Речь идет о наиболее максимальном и эффективном использовании армянской стороной последствий такого нападения со стороны Азербайджана во всех плоскостях возможных последствий для агрессора (политической, правовой, экономической и военной). Нарушив режим прекращения огня в одностороннем порядке, Азербайджан вгоняет себя в ловушку политико-правового свойства. Подписав в 1994г. соглашение о прекращении огня и признав тем самым незаменимую роль НКР в заключении данного документа, его исполнении и дальнейшем усовершенствовании¹, Азербайджан в дальнейшем, с 1994 по 2006 годы, сделал все, чтобы исключить НКР из числа субъектов, с которыми он намерен заниматься политическим урегулирование конфликта. Отсюда очевидность позиции Азербайджана, которая легко доказуема из фактологического материала последних 12 лет: Азербайджан рассматривает и признает НКР как военную силу, без первостепенного участия которой не могло быть осуществлено прекращение огня в 1994г., но не признает ее как политическую силу, без которой невозможно достичь разрешения конфликта. Абсурдность такой позиции Азербайджана настолько велика, что не имеется аналогичных примеров в практике международных конфликтов, когда бы одна из сторон конфликта признавала военную субъектность оппонента, но не вела бы с ним переговоры и тем самым не признавала его политическую персонифицированность в поствоенный период. Если Азербайджан возобновит военные действия, то он вернется к ситуации 1994г., и все его сомнительные победы на дипломатическом фронте будут поставлены в исключительную зависимость от непредсказуемости на фронте военном.

Свою подпись в Бишкекском протоколе 1994г. Азербайджан может дезавуировать (отказаться от нее), если пойдет на одностороннее нарушение норм, закрепленных в данном документе. Однако это будет иметь негативные последствия прежде всего для самого нарушителя: после этого международная субъектность НКР будет признаваться не только в терминах де-факто военного свойства, но получит свое зримое воплощение и в терминах де-юре, ибо подпись НКР под соглашением о прекращении огня превращается в ее реальную правовую способность, основанную на принципах и конкретных нормах международного права, остановить нарушителя договоренностей, используя свое право на самооборону, и в своих дальнейших действиях по отношению к нарушителю договоренностей (агрессору) исходить в первую очередь из самого факта осуществленного агрессором срыва договоренностей. Реанимация военной фазы конфликта с необходимостью возвращается к политико-правовой ситуации 1994г., которая, как представляется, позабыта многими. Сухим и лаконичным «остатком» такой ситуации будет то, что субъектность НКР станет рассматриваться в терминах «незаменимого субъекта» для приостановления очередной фазы агрессивной политики Азербайджана. Легко предугадываемые обсуждения на заседаниях Совета Безопасности (СБ) ООН выявят следующие «неблагоприятности» для Азербайджана: 1) США, Россия и Франция, будучи постоянными членами СБ и одновременно являясь сопредседателями Минской группы ОБСЕ, не могут не отреагировать адекватно на такие «вольности» одной из сторон конфликта. Великобритания, как еще один постоянный член СБ, также не заинтересована в таких «вольностях» со стороны партнера, на территории которого осуществляются долгосрочные нефтяные проекты с ее участием. Позиция Китая при таком раскладе не может кардинально отличаться от позиции других постоянных членов СБ – во всяком случае, не настолько, чтобы задействовать свое право вето на резолюцию об осуждении одностороннего нарушения режима прекращения огня; 2) практика принятия последних резолюций СБ ООН, посвященных восстановлению «довоенного» статус-кво (например, резолюция №1701 от 11 августа 2006г., остановившая военные действия между Израилем и Хизбаллой), свидетельствует об общности позиции постоянных членов СБ в вопросе неприемлемости эскалации вооруженной фазы и невозможности кардинального изменения военно-политических позиций конфликтующих сторон по итогам данной вооруженной фазы противостояния (если Израилю не удалось «поставить на колени» негосударственного (или, точнее, квазигосударственного) субъекта в лице Хизбаллы при всем сопутствующем временном и дипломатическом «льготном режиме» со стороны США, то что говорить об Азербайджане, который хочет «поставить на колени» состоявшегося государственного субъекта с самой боеспособной армией в регионе и самым патриотичным духом населения)².

В заключение отметим, что практика международных конфликтов последних лет требует развернутого уточнения всех возможных последствий, вытекающих из права на самооборону, и выражения четкой и подкрепленной правовыми нормами позиции международного сообщества по вопросу легитимности условий применения превентивных ударов в контексте осуществления права на самооборону.

Предпринятые в данном направлении попытки³ не получили своего развития в дальнейшем, и на сегодняшний момент приходиться констатировать большее наличие вопросов, чем ответов по данной проблематике⁴. Свою роль в разрешении этого вопроса может сыграть Международный суд ООН, в качестве наиболее авторитетного международного судебного органа, занимающегося толкованием международных норм и имеющего потенциал по возможному восполнению пробелов в международном праве путем установления правовых прецедентов в межгосударственных отношениях (разрешение схожих межгосударственных споров, в результате чего делаются правовые выводы, воспринимаемые заинтересованными государствами как правовые прецеденты, которых следует придерживаться в своих действиях).

«Из критериев самообороны, которые следовало бы учитывать при изучении допустимости одностороннего упреждения силой, признанными являются принципы необходимости и соразмерности. Международный суд ООН ссылался на них, в частности, в таком деле, как «Никарагуа против Соединенных Штатов Америки» (1986). В данном деле Суд установил порог интенсивности применения военной силы на уровне «простого пограничного инцидента», превышение которого позволяет говорить о вооруженном нападении в смысле статьи 51 Устава ООН. Кстати, в том же постановлении Суд дважды заметил, что спорящие стороны «не поднимали вопроса о законности ответа на неминуемую угрозу вооруженного нападения. Соответственно Суд не высказывает каких-либо взглядов по данному поводу». Суд явно намекал, что если бы такой вопрос был задан, он высказался бы и по нему. Возможно, именно Международный суд ООН, опираясь на собственный инструментарий правовых средств, мог бы предложить современные критерии в связи с правомерностью одностороннего военно-силового упреждения. При этом не обязательно дожидаться, пока возникнет межгосударственный спор, разрешая который Суд изложит свою правовую позицию. В его распоряжении есть и такой прием, как консультативное заключение по вопросу права вне рамок какого-либо спора. Правда, запрашивать такое заключение уполномочены только Совет Безопасности, Генеральная Ассамблея или – с разрешения Генеральной Ассамблеи – иные органы и специализированные учреждения Организации Объединенных Наций»⁵.

В заключение считаем уместным отметить следующие факты. Помимо того, что консультативное заключение Международного суда ООН не является юридически обязательным, и рассматривается как правовое мнение авторитетного международного судебного органа, ни Республика Армения, ни Азербайджанская Республика не признают обязательную юрисдикцию Международного суда ООН даже с оговорками. На этом фоне рассуждения некоторых азербайджанских экспертов выглядят по меньшей мере некомпетентными⁶. Чтобы Азербайджан мог передать «карабахский» спор в Международный суд ООН необходимо, чтобы Армения признавала в отношении себя обязательную юрисдикцию данного Суда (о чем говорится в части 2 статьи 36 Статута Международного суда ООН). Данное признание оформляется в виде специального заявления, передаваемого на хранение Генеральному секретарю ООН. А может, Азербайджан будет рассматривать своим оппонентом в Международном суде не Армению, а НКР!? Но тогда это совсем другая история.


1Соглашение по укреплению режима прекращения огня в нагорно-карабахском конфликте (6 февраля 1995г.).

2 «В Азербайджане утверждают, будто применение им силы в ответ на оккупацию ряда районов соответствовало бы международному праву, праву на самооборону. Но совершенно очевидно, что это стало бы нарушением целого ряда международных обязательств АР: 1) Устава ООН (статьи 33 и 37 предусматривают мирное разрешение споров, статья 51 признает право на самооборону, «если произойдет вооруженное нападение» и пока СБ ООН не предпримет мер); 2) принципов ОБСЕ о мирном разрешении споров, неприменении силы и угрозы силой; 3) заверений решить карабахский конфликт мирным путем, сделанных АР и РА при вступлении в Совет Европы; соглашения о прекращения огня, которое не имеет срока действия и в целом соблюдается сторонами уже более 10 лет.

У Азербайджана нет реальных ресурсов для «блицкрига»: нельзя быстро и успешно провести военные действия, не имея кратного превосходства сил над противником, а его нет, оно и не просматривается. А затяжная война сопряжена с непредсказуемыми рисками не только для руководителей молодого государства, но и для него самого, не говоря уже о несоизмеримых жертвах и тяготах, о новом истязании собственного народа. Кое-кто теплит нехитрый план «встряхнуть» международное сообщество «короткой» военной акцией, припугнуть его, чтобы добиться на этом большего сочувствия и уступок. Опыт учит, что легче начать, чем кончить. Последствия такой акции могут стать и прямо противоположными авантюристическим расчетам, привести к изоляции АР на международной арене» (Владимир Казимиров, Аналитические записки Научно-координационного совета по международным исследованиям МГИМО (У) МИД России, Выпуск 1(3), январь 2005, http://www.mgimo.ru/fileserver/2004/nauka/az-03.pdf).

3 Доклад Группы высокого уровня по угрозам, вызовам и переменам, сделанный в 2004г. группой экспертов ООН указал на многие положения возможного усовершенствованного восприятия права на самооборону, закрепленного в ст. 51 Устава ООН. В данном контексте отметим следующие положения Доклада: «... если есть веские аргументы в пользу превентивных военных действий и веские доказательства в их подтверждение, они должны быть доведены до сведения Совета Безопасности, который может санкционировать такие действия, если сочтет это необходимым. Если он не сочтет это нужным, то, по определению, будет время для того, чтобы использовать другие стратегии, включая убеждение, переговоры, устрашение и сдерживание, и затем вновь рассмотреть вариант военных действий (пункт 190 Доклада); При рассмотрении вопроса о том, санкционировать ли или одобрить ли применение военной силы, Совет Безопасности должен всегда учитывать - независимо от других соображений, которые он может принять во внимание, - по крайней мере следующие пять базовых критериев легитимности: a) серьезность угрозы; b) правильная цель; c) крайнее средство; d) соразмерность средств; e) сбалансированный учет последствий (пункт 207 Доклада».

4 Существует, например, следующая достаточно авторитетная точка зрения: «Некорректно утверждение: «По ст. 51 Устава ООН каждое государство обладает неотъемлемым правом на индивидуальную или коллективную самооборону». В самой же статье ясно, однозначно говорится, что это – неотъемлемое право самого государства и Устав, сама ООН не имеют к нему никакого отношения. То есть право это не по Уставу, не по ст. 51 существует, а собственной силой. Равным образом некорректно, ссылаясь на ст. 51, утверждать, что указанным правом государство может воспользоваться только в случае, если на него произойдет вооруженное нападение. Нет этого условия в данной статье. Все, о чем там говорится, так это о том, что Устав ООН ни в коей мере не затрагивает наличие этого права в связи с вооруженным нападением. Никак нельзя выставлять указанную формулу как условие возникновение права на самооборону. Иное дело, что государство обязано немедленно информировать Совет Безопасности о самостоятельно принятых мерах в порядке присущего ему права на самооборону и в дальнейшем действовать односторонне лишь до тех пор, пока Совет Безопасности не примет мер, необходимых для поддержания международного мира и безопасности. Это понятно. Как должно быть понятно и то, что Совет Безопасности может оказаться парализованным в результате veto хотя бы одного из его постоянных членов, что случалось уже около 300 раз, и тогда государство продолжает применять меры самообороны полностью самостоятельно» (Малеев Ю.Н. (доктор юридических наук, профессор кафедры международного права МГИМО (У) МИД РФ), Силовая составляющая международного права, http://www.sudrf.ru/modules.php?name=international&op=showtext&tid=21&id=23).

5 Тузмухамедов Б.Р., Упреждение силой: «Каролина» и современность // «Россия в глобальной политике», №2, март-апрель 2006 http://www.globalaffairs.ru/numbers/19/5550.html

6 «Если переговоры под эгидой Минской группы ОБСЕ потерпят неудачу, Азербайджан должен рассматривать возможность использования Международного суда (МС) в соответствии со Статьей 36, параграфа 1 Устава Суда. Азербайджан, как и Армения, подписавшая Пакт ООН, в соответствии со Статьей 93 параграфа 1 и, в силу самого этого факта, присоединилась к Уставу МС» (Рауф Раджабов, Косовский прецедент для Нагорного Карабаха, http://www.regnum.ru/news/734293.html, 06.11.2006).