– Как давно вы в Армении?

–  В этом году у меня был юбилей – 10 лет. Наверно, для целой жизни это маленький отрезок, но сейчас для меня это составляет чуть меньше одной третьей  жизни.

– Какое первое впечатление об армянах и Армении было у Вас?

– Первое впечатление об армянах у меня было в дошкольном возрасте. Именно тогда я впервые увидела армян, которые приехали к нам на строительство. Их поселили в гостинице рядом с детским садом. Каждое утро, проходя мимо них, я здоровалась. Мне были интересны их необычная внешность, незнакомый язык...  Они, явно, заметили мое любопытство и стали часто меня подкармливать разными сладостями. А для меня, в тот период страдающей ужасным диатезом, это был праздник. Уплетала за обе щеки конфеты, а вечером расчесывала руки в кровь. Но армян полюбила с тех пор. Вот так меня армяне подкупили сладостями! Потом у моего папы появился друг-армянин – черноглазый, кучерявый, с гордым носом. Тогда в моем детском воображении сложился образ будущего мужа. А дальше как-то по жизни так пошло – меня всегда окружали армяне. В студенческие годы в Москве меня даже крестили в армянской церкви. Так что, когда я приехала в Армению, я уже была крещена в армянской церкви, была знакома с литературой, историей и знала несколько слов по-армянски.

– Когда Вы вступили на армянскую землю, какие были ощущения?

– До того, как основательно перебраться в Армению, я несколько раз приезжала. Мой будущий муж-армянин знакомил меня со своей родиной. Ощущения от кратких поездок были восторженные: крутые горы, упирающиеся в небеса, множество святых мест, аскетизм церквей, как бы подчеркивающий, что храм – место для общения с Богом, а не для лицезрения роскоши, душевная щедрота людей и многое другое. Но я никогда не думала, что буду жить в этой стране. Тогда я вообще не могла себе представить армянина (да простят меня все армяне!), который отказался бы от Москвы и отдал бы предпочтение тогда такому неблагоустроенному Еревану. Но мой муж не представлял жизни где-либо, кроме Армении. Так я перебралась в Армению основательно. Сначала была депрессия. Я просто не могла представить, как можно жить в таких условиях – холодно, вода не всегда бывает и все в каком-то упадке. Но через месяц взяла себя в руки. Осознание, что еще несколько лет назад, когда стоял вопрос жизни и смерти, людям в этой стране было намного хуже, чем мне, пристыдило меня, заставило на все взглянуть по-иному. Тогда началось мое познание страны изнутри. И от этого более глубокие ощущения, более сильная привязанность, чем от праздного путешествия. Я люблю горы, но, нет-нет, и взгрустну о родных просторах. Порой у меня возникает чувство клаустрофобии – такая маленькая эта страна Армения, все здесь так тесненько, компактно. Моей русской душе не хватает простора. Тогда мне на память всегда приходит одна картина, которая запечатлелась у меня с первого посещения Хор-Вирапа – стоишь на этом священном островке, у подножия Арарата, а впереди пустующие земли. Бывшие армянские земли. И топчет их турецкий и курдский скот, что еще более усугубляет образ турецкой «надсмешки» над армянами. И на мой взгляд, армяне должны иметь территориальные притязания к Турции – там кровь их предков, которую топчет скот убийц. Не так давно писатель Лариса Геворкян побывала в нескольких армянских деревнях Западной Армении, население которых было вырезано, жилища разграблены. Так вот, курды, некогда жаждавшие завладеть армянскими добротными домами, там жить не могут – говорят, что в тех домах живут призраки, которые стонут, кричат, воют, стенают. Это неупокоенные души армян. А сколько неупокоенных костей на тех территориях, которые гложут курдские собаки, как описал путешественник Филипп Марсден. И только армяне могут отнестись к этим землям с той ответственностью, которая необходима для упокоения душ их предков.

– А как решалась языковая проблема, ведь в Ереване большинство говорят на армянском?

– Я не почувствовала языковых проблем. Во-первых, я попала в русскоязычную семью. Во-вторых, в Армении если большинство и не говорит на русском, то уж точно понимает. В-третьих, в армянской литературной среде меня приняли с большой радостью и просили говорить лишь на русском, так как за добрый десяток лет многие просто утратили практику разговора на русском. Через некоторое время меня пригласили на работу в русскоязычную газету «Новое время». А сейчас я уже достаточно хорошо владею армянским – могу читать, писать, иногда перевожу армянскую поэзию. Но не говорю. Как-то косноязычно у меня получается.

– Какие места Вас впечатляют больше всего?

– Я – человек вообще впечатлительный, поэтому меня впечатляет все. Даже если я это место посещаю в десятый раз. Это объясняется разными сезонами, разным часом, разным настроением и, конечно, определенной информационностью. К примеру, увидела я впервые Гарни в весеннем цвету, была в восторге от его парения над ущельем. Увидела на фоне заснеженных гор, ужаснулась – создалось впечатление обезжизненности, какого-то краха – тысячу лет крепость защищала своих жителей от иноземцев, а сейчас один храм, такой одинокий. Прочитала Мурацана «Геворг Марзпетуни» и смотрю на Гарни другими глазами. Мы с мужем объехали всю Армению и Карабах. Мне очень нравятся Санаин, Ахпат, Хор-Вирап, Нораванк, Гндванк, Ганзасар, Дадиванк и многие другие места. Очень люблю Арагац. Побывала на двух вершинах. Осталось еще две. Этому путешествию посвящено мое стихотворение «На северной вершине Арагаца»:

Ветер исхлещет

Плетью нежные плечи.

Я провинилась.

Ветер и горы –

Извечные спутники.

Я – третий лишний.

И на вершине,

Застыв в немом восхищеньи,

У неба прошу прощенье

За то, что не ценила жизнь.

– Что бы Вы хотели передать нашим читателям?

– Благо, что ваше издание Analitika.at.ua стирает географические границы и доступно с любого уголка мира. Мне бы хотелось отметить Вашу патриотическую деятельность на благо Армении и всего армянства. Армянам нужна идея единения и ее нужно культивировать, как бы это топорно ни звучало. Только благодаря единству вам удалось выжить как нации. И пожелания мои будут таковы: единства, силы духа и процветания.

Интервью передает Analitika.at.ua.