Прошло уже двадцать лет с тех пор, как распался Советский Союз, но новости с Закавказья приходят мрачные. Две самые протяженные границы региона — Армении с Азербайджаном и Грузии с Россией — частично или полностью перекрыты. Из-за коррупции в органах власти даже номинально открытые границы не позволяют заниматься свободной торговлей. Три де-факто существующих микрогосударства региона — Абхазия, Южная Осетия и Нагорный Карабах — пребывают в «сумеречной зоне», отделенные от бывших в советскую эпоху их «родителями» Грузии и Азербайджана, но не имеющие настоящего суверенитета. Война выгнала из дома сотни тысяч беженцев. Бедность и безработица неизлечимы. Миллионы людей работают вдали от дома в качестве гастарбайтеров, преимущественно в России. В этом печальном положении дел виноваты как местные жители, так и представители других стран.

В чем же виноваты чужеземцы? Я полагаю, что виноваты мы все, потому что из-за наших неверных представлений и толкований скверная политическая ситуация в регионе стала еще хуже. Я вижу три главных опасных заблуждения, три ошибочных подхода, оборачивающихся вредными последствиями для региона.

Первое заблуждение, и оно же, пожалуй, старейшее из трех — это представление о регионе как о «большой шахматной доске», на которой большие державы переставляют мелкие страны, как пешки, преследуя собственные интересы. На самом же деле, как бы ни менялся геополитический климат, местные деятели всегда умудрялись манипулировать внешними силами по крайней мере в той же степени, в которой те манипулируют ими.

В двадцать первом веке Кавказ остается Кавказом со всей его сложностью и разнообразием — это не ассимилированная провинция России, Турции или Ирана. Народы Кавказа недостаточно сильны, чтобы прийти к процветанию, зато достаточно сильны, чтобы сопротивляться натиску более крупных соседей: можно назвать это «балансом небезопасности». На протяжении своей истории армяне, азербайджанцы и грузины, равно как и более мелкие этнические группы региона, переживали вторжения извне и упорно сопротивлялись попыткам ассимилировать их. Конечно, цена выживания зачастую оказывалась чем-то вроде фаустовского договора с Высшей Силой; так азербайджанцы оказались в союзе с турками и британцами, грузины — с немцами и британцами, а армяне, абхазы и осетины — с русскими.

Внешней силой, в наибольшей степени определявшей судьбу региона в минувшем столетии, была Советская Россия, которая в течение определенного срока не то чтобы разрешала противоречия Кавказа, но сглаживала их. Начиная с 1920-го года регион выдерживал удушающую хватку авторитарного правления Советов. События 1919-го и 1991-го года в немалой степени напоминают друг друга: абхазы и осетины просят у России защиты от кажущейся угрозы со стороны грузинских националистов, а только что обретшая независимость Грузия просит у новообретенных западных союзников защиты от кажущейся российской угрозы. А в августе 2008-го года давно накапливавшиеся противоречия превратили Южную Осетию в место самой жестокой схватки России с США после окончания холодной войны.

Учитывая сложный характер всех этих отношений, лучше будет относиться к этой картине не как к большой шахматной доске, а как замку из доминошек, когда, убрав единственную деталь, можно разрушить всю постройку.

Второе заблуждение заключается в том, что русский медведь навис над регионом и готов растерзать сравнительно беззащитные кавказский народы — даже сейчас. Полагаю, что это — преувеличение. Конечно, Россия — самый сильный игрок в регионе. В 1990-х годах российская армия действительно вмешивалась в конфликты и регионы, что приводило к катастрофическим последствиям, да и сейчас российские солдаты стоят всего в тридцати милях от Тбилиси, в городе Ахалгори. Но способность России влиять на происходящие события намного меньше, чем предполагает большинство наблюдателей.

Главный фактор, ограничивающий влияние России в регионе, — его география. Во-первых, Большой Кавказский хребет представляет собой физический барьер, во-вторых — прочная традиция собственной государственности в Закавказье вынуждали царскую Россию и Советский Союз править не напрямую, а опираясь на местных лидеров. Русских по национальности в регионе всегда было немного; даже сейчас у России там крайне мало своих людей и рычагов прямого воздействия.

Многие западные аналитики сочли войну 2008-го года доказательством наличия у России неоимпериалистических планов установления господства в Закавказье и вообще в «ближнем зарубежье». На самом деле в последние два года Москва довольно активно предлагала разные стимулы и дарила подарки Армении и Азербайджану, а президент Дмитрий Медведев лично потратил время и потрудился ради процесса установления мира в Нагорном Карабахе. Недавнее укрепление Россией военного союза с Арменией не способно замаскировать ее растянутый во времени стратегический уход с Кавказа, где местные участники игры, не исключая и Армению, предпочитают иметь по нескольку партнеров, а не по одному. Сегодня Россия на Кавказе — лишь один из нескольких участников игры, а значение там имеет экономический, а не военный потенциал.

Даже в отколовшихся регионах Южная Осетия и Абхазия, согласившихся на то, чтобы ими де-факто управляла Россия в обмен на их де-факто отделение от Грузии, ставки России не так велики, как кажется. Москва вкладывает в эти региоы миллионы долларов, но эти деньги надо тратить на другие вещи. Почти ни одна страна мира не последовала примеру России и не признала независимости двух регионов. Кроме того, шаг Москвы вызвал неудовольствие на беспокойном Северном Кавказе.

В долгосрочном периоде перемирие в этих «замороженных конфликтах» может быть возможным, в первую очередь потому, что тупиковая ситуация, возникшая вокруг этих територий, мешает Москве справиться с еще более насущной проблемой безопасности — с бурлящим Северным Кавказом. Россия не способна усмирить Чечню, Дагестан и Ингушетию своими силами, ей для этого понадобится помощь грузин, абхазов, осетин и Запада. Безусловно, договоренности по Южной Осетии, которая с экономической точки зрения всегда была частью Грузии, а с Россией связана всего одним горным туннелем, можно достигнуть в ближайшем десятилетии.

Так что представление о всемогущем русском медведе — это заблуждение. Москва — зверь колючий и непредсказуемый, но отнюдь не всесильный.

Третье заблуждение — считать, что Закавказье представляет большой стратегический интерес с точки зрения стран Запада. Как это ни парадоксально, от такого представления нам больше вреда, чем пользы.

Представлению о глобальной важности Закавказья способствовали два фактора: во-первых, желание увидеть в этом регионе крайне важный коридор для снабжения Запада энергоносителями, а во-вторых, желание увидеть в нем же поле для расширения НАТО.

Что касается энергетики, то, безусловно, через Закавказье пролегает важный маршрут транспортировки нефти и газа из Прикаспийского региона, и вполне понятно, зачем Азербайджану трубопроводы, не связанные с Россией и Ираном. Нефть, текущая по трубопроводу Баку-Тбилиси-Джейхан, принесла миллиарды долларов нуждающемуся в деньгах Азербайджану (а Грузии — несколько меньше). Каспийский газ помог обеим странам частично избавиться от зависимости от российского газа. Но многие западные политики ошибочно решили, что политика трубопроводов есть игра на выигрыш. В 1990-х некоторые энтузиасты поверили заявлениям об исключительных объемах залежей нефти в Прикаспийском регионе, сравнивали их с запасами Кувейта и Саудовской Аравии. Впоследствии все это оказалось очень сильно преувеличенным. Не улучшили ситуации и две неудачно выбранные метафоры. Конечно, «новый Великий шелковый путь», ведущий из Средней Азии в Причерноморье, — это красиво, но, увы, чересчур напоминает о каких-то несовременных, средневековых княжествах. А когда уподобляют недавний всплеск интереса к Закавказью «большой игре», то есть борьбе за влияние в Средней Азии и Афганистане, развернувшейся в XIX веке между царской Россией и Великобританией, то создается впечатление, что местные жители — безвольные пешки, а Москва — смертельно опасный противник. Подобные метафоры вселили малым странам ложную надежду на то, что они крайне важны для Запада, а также разозлили Россию. Сейчас представляется, что стратегические амбиции, нацеленные на создание плацдарма в регионе, уступили место более трезвой оценке его важности с точки зрения энергетических и экономических потребностей Европы.

Еще один мощный стратегический проект, навязанный Кавказу Западом, — это то, что Грузия должна вступить в НАТО. На самом деле вопрос стоял не о праве Грузии становиться членом альянса — за это грузинская общественность проголосовала на референдуме, и немалым большинством. Вопрос в том, будет ли от активных попыток принять Грузию в НАТО хоть какая-то польза Грузии или НАТО, и теперь уже стало ясно, что не будет. От проделанной работы ситуация с безопасностью Грузии не улучшилась, да и НАТО не готово принимать в свои ряды страну с недоразвитыми вооруженными силами и слабыми государственными институтами, к тому же имеющую на своей территории два неразрешенных конфликта. Как стало ясно в августе 2008-го, президент Грузии Михаил Саакашвили считал, что его действия в отношении Южной Осетии будут поддержаны Вашингтоном в гораздо большей степени, чем случилось в действительности. Когда конфликт погас, Грузия лишилась и Абхазии с Южной Осетией, и плана действий по вступлению в НАТО.

Гораздо лучше было бы не играть в стратегию, риторику и избирательное привлечение союзников, а сосредоточиться на инвестировании более низкого уровня в строительство институтов. Тогда жители Закавказья смогут более трезво оценить собственные возможности, а также понять, чего они могут просить у своих покровителей с Запада, не отличающихся внимательностью и памятью. Это приводит меня к парадоксальному выводу, что живительная доза стратегической неважности принесла бы Закавказью очень много пользы. Рассматривая регион в таком свете, как чужеземцы, так и местные смогут лучше сосредоточиться на решении насущных проблем.

Полагаю, что Закавказью пойдет на пользу примирение между великими державами — если они будут признавать интересы друг друга при условии отсутствия враждебности намерений. Внешние силы должны договориться о том, чтобы не поставлять в регион оружие и совместными усилиями останавливать любое движение в сторону конфликта. Но это будет иметь смысл лишь тогда, когда регион окажется вне сферы деятельности всех альянсов по обеспечению безопасности и его «промежуточный» статус из зоны конфликта превратит его в зону нейтралитета.

Сейчас это кажется чистой воды утопией, учитывая то, сколько российских войск сосредоточено в Абхазии и Южной Осетии, а также то, как дымится вулкан карабахского конфликта. И все же у посторонних на Кавказе есть возможность представить себе несколько иное будущее и строить свою политику соответственным образом.

Рука об руку с этой целью идет и экономическое видение: представьте, что Закавказье стало зоной свободной торговли, узлом коммуникаций, исходящих в пяти направлениях, подобно звезде: в Россию, в сторону Каспия, в Иран, в Турцию и в Причерноморье. Когда вновь откроется железнодорожное сообщение из России через Абхазию, Грузию, Армению и азербайджанскую Нахичевань в Иран (с ветками на Черное море, в Турцию и в Европу) — это будет день, когда Закавказье вновь станет регионом, имеющим реальные перспективы на будущее.

Мало кто из жителей Закавказья и чужестранцев мыслит подобным образом. Склонность к узкому двустороннему подходу представляет собой вечную проблему кавказской политики, осложненную к тому же многочисленными политическими задачами таких стран, как Россия и США. К примеру, политика Вашингтона в отношении Армении диктуется преимущественно Конгрессом, к тому же в Америке проживает порядка миллиона армян, образующих могущественное внутриполитическое лобби. С другой стороны, есть у Вашингтона и азербайджанская политика, и ее сторонники из числа военных и сотрудников энергетических компаний рассматривают Азербайджан как источник нефти и газа, а также транзитную страну при воздушной доставке войск и грузов в Афганистан. Плюс к этому есть существует и политика Вашингтона в отношении Грузии, когда-то служившей лучшим экспонатом в «программе демократизации» президента Буша. Проблема заключается в том, что практически никто в Вашингтоне не рассматривает Закавказье как единый регион, в котором существуют взаимосвязанные экономические интересы и проблемы безопасности, которые лучше решать на общерегиональном уровне.

А самым перспективным источникам перемен на Кавказе уделяют уж совсем мало внимания. Эти источники — уроженцы региона, занимающиеся мелким бизнесом и торговлей. Зачастую эти люди занимаются предпринимательством за пределами Кавказа и не приносят денег собственному региону. Мелкие бизнесмены не придают большого значения ни границам, ни этническим различиям, ни мифической «вековой вражде», о которой иногда заговаривают политики, желая набрать сторонников и разжечь ненависть. Международные организации за минувшие два десятилетия потратили миллионы на миротворческие проекты в Закавказье, но самыми эффективными катализаторами сотрудничества между странами стали два возникших совершенно спонтанно оптовых рынка.

Один из этих рынков находился возле села Эргнети на административной границе Южной Осетии и Грузии. Грузины и осетины торговали практически всем — от автомобилей до спичек, и прибыль с этого рынка десять лет держала Южную Осетию на плаву. Второй рынок находился в селе Садахло, в Грузии, но вблизи Армении и Азербайджана, и служил перевалочным пунктом для коммерсантов из обеих стран, находившихся фактически в состоянии войны. К сожалению, сейчас оба рынка закрыты, но вывод из этого таков: в регионе, несмотря ни на что, живут динамичные индивидуумы, а не только воюющие друг с другом группы.

Что касается западных политиков, то им, как мне кажется, перед каждой попыткой вмешатеться в дела Закавказья нужно задаться двумя вопросами: «Помогут ли мои действия открыть границы и освободить изолированный регион?» и «Помогу ли я простым людям, или только государствам?»