На фоне саммита НАТО в Лиссабоне такое событие, как Третий форум прикаспийских государств (Россия, Азербайджан, Казахстан, Туркменистан и Иран), осталось без должного внимания. Прикаспийский саммит прошел 18 ноября 2010 года в Баку. Первый саммит прикаспийских стран прошел в Ашхабаде 23-24 апреля 2002 года. Второй саммит, изначально намеченный на 2003 год, переносился несколько раз, и в итоге состоялся в октябре 2007 года. Тогда его участники обозначили некие общие подходы к выработке Конвенции о правовом статусе Каспия. Между тем, значение Каспийского региона велико не только для Кавказа и Центральной Азии. Сегодня Каспий представляет собой узел сложных и переплетенных друг с другом проблем.

Во-первых, работа по разделу моря, начавшаяся после распада Советского Союза, не завершена до сих пор. Напомним, что до 1991 года статус Каспия определялся договоренностями двух государств Ирана и СССР. Соответствующие договоры были подписаны в 1921 и в 1940 гг. В соответствии ними Каспий был открыт для пользования всеми прибрежными государствами на всем протяжении. То есть фактически море было советско-иранским, на нем не устанавливалось границ, а за СССР и Ираном резервировалась рыболовная зона в десять миль. Весь остальной Каспий был зоной свободного судоходства. Туркменский дипломат Елбрас Кепбанов в начале 1990-х годов справедливо замечал: «Очевидно, что изменение геополитической ситуации и возникновение новых независимых государств в Каспийском регионе предопределили новое соотношение интересов». После исчезновения с карты мира государства размером в одну шестую часть суши на Каспии возникло несколько новых государств (Россия, Азербайджан, Казахстан и Туркменистан). Были обозначены претензии на «свои» участки акватории Каспийского моря. Все новые образования Каспийского региона (кроме РФ, как правопреемницы СССР) отказались от формально-правовой базы по статусу самого большого в мире озера (договоры между Ираном и Советским Союзом 1921 и 1940 гг.). Начался долгий процесс по инвентаризации каспийского «имущества». Импульс этому процессу придал Иран в начале 1992 года, когда выступил с инициативой создания Организации регионального сотрудничества прикаспийских государств. Остроты этому вопросу придавал тот факт, что Каспий богат углеводородными и рыбными ресурсами. Борьба за «свое» имущество нередко приводило к жесткому дипломатическому противостоянию прикаспийских государств. В особенности это касается Азербайджана и Туркменистана, чьи отношения в 1997-2007 гг. можно было определить, как «замороженный мир». По справедливому мнению политолога Рустама Мамедова, «внутренние административные границы между советскими республиками на Каспии были определены в 1970 году в связи с освоением нефтяных богатств озера. Однако эти границы были нечеткими, а карта оказалась составленной весьма условно. Вот почему в 90-х годах при возникновении необходимости делимитации азербайджано-туркменской и казахстано-российской границ возникли горячие споры и дебаты».

Во-вторых, дележ моря проходил (да и сейчас проходит) на фоне значительного интереса к ситуации в Каспийском регионе со стороны внешних игроков. Это в особенности задевало интересы Ирана, который крайне болезненно реагировал (и реагирует) на проникновение на Кавказ и в Центральную Азию нерегиональных игроков. В 1994 году Баку, заинтересованный в преодолении проармянских симпатий Запада (а в период «перестройки» движение карабахских армян рассматривалось, как антикоммунистическое и едва ли не демократическое), пошел на уступки Вашингтону и отказался включить своего соседа Иран в число участников международного консорциума по разработке нефтяных месторождений на Каспии. В то же самое время Азербайджан широко открыл двери западным кампаниям (а также японским, но известно, что Токио - последовательный союзник Вашингтона). Это решение Азербайджана очень долго негативно влияло на динамику отношений Тегерана и Баку. Например, в 2001 году Иран жестко препятствовал азербайджанским нефтяным разработкам вблизи границы. В августе 2003 года Тегеран выдвинул обвинения в адрес Азербайджана по поводу «милитаризации Каспия», так как в это время Баку дал согласие на проведение совместных учений с американцами. И хотя численность американцев тогда была равна всего 18, для Тегерана был важен сам символ: военные, представляющие «нерегиональных игроков» пытаются устанавливать свои правила в регионе, рассматриваемом, как «сфера своих интересов». Каспийские ресурсы рассматриваются многими в США и в Европе, как возможная «альтернатива» РФ и ее «энергетическому доминированию». Не будем сейчас спорить с этим тезисом (хотя его правота очень сомнительна). Зафиксируем лишь тот факт, что Европа и Штаты, традиционно критикующие многие страны бывшего СССР за «отход от демократии» проявляют огромную толерантность в отношении к Баку, предполагая, что Азербайджан (а также Туркменистан, который от демократии еще более далек) станет « энергетической альтернативой». Время от времени схожие выводы делает и Украина, самая крупная по населению республика бывшего СССР после России, претендующая также на роль альтернативы политической.

В-третьих, Каспий «высвечивает» проблемы сложных двусторонних отношений Ирана и России. И эта тема, пожалуй, стала главной в ходе Третьего прикаспийского саммита. Долгое время Иран рассматривался если не как союзник, то, как стратегически важный партнер для России. На Западе же к этому партнерству относились крайне раздражительно, без должного понимания, хотя США и ЕС, начав «освоение» Афганистана и Ирака, осознали чрезвычайную важность рационализации отношений с Тегераном. По крайней мере, на этих двух направлениях. Особенно остро воспринималось сотрудничество России и Ирана по ядерной энергетике (станция в Бушере) и военно-технические контакты.

Между тем, Запад в целом чрезвычайно переоценивал это сотрудничество, а также придавал ему идеологический оттенок, чего в реальности не было. Да, Иран, рассматривал Россию, как регионального кавказского игрока (в отличие от ЕС или США) и был готов к совместной кооперации для решения проблем этого региона. Признавалась и роль РФ в Центральной Азии (как наследницы СССР). Но в то же самое время, Иран крайне ревностно относился к «западному вектору» российской внешней политики, а также к попыткам одностороннего наращивания присутствия РФ в Каспийском регионе и на Кавказе. И такое отношение, удачно скрываемое на уровне дипломатии, прорывалось и прорывается в экспертных высказываниях. В этом плане интересно замечание профессора Сейеда Джавада Мири из Института гуманитарных и культурных исследований в Тегеране: «В Иране есть понимание, что Россия стремится собрать все карты в руки и играть иранской картой перед США и Европейским Союзом. В этой ситуации было бы мудро воссоздать разрушенные связи с игроками, которые исторически были частями Ирана и иранской зоны влияния». Отсюда и прагматическая политика по восстановлению отношений с Грузией, и отказ от признания независимости Абхазии и Южной Осетии (несмотря на все антизападные иранские сентенции). Впрочем, и на политическом уровне по этим вопросам Тегеран реагировал вполне конкретно и определенно. Так после неформального саммита четырех каспийских государств в Актау (сентябрь прошлого года) глава МИД Исламской Республики Манучехр Моттаки несколько раз заявлял, что этот форум в формате мини-СНГ не является легитимным, а также противоречит иранским национальным интересам. «Данный саммит противоречит предыдущим договоренностям, согласно которым пять прикаспийских государств договорились, что любое решение по водным путям должно приниматься с участием всех соседних стран», — констатировал тогда главный иранский дипломат. Иран, разыгрывающий карту антиколониальной борьбы, также «цеплял» Россию по этому поводу. Так 21 декабря 2009 года президент Махмуд Ахмадинежад дал поручение своей команде оценить размер ущерба, нанесенного пребыванием на его территории британских и советских войск с возможным требованием компенсационных выплат. Советские войска присутствовали в Иране, начиная с августа 1941 по май 1946 года. И, наконец, отказ Москвы от поставок противовоздушных комплексов С-300 вызвал крайне жесткую и эмоциональную реакцию Тегерана.

В Баку в ноябре 2010 года Дмитрий Медведев и Махмуд Ахмадинежад встретились в первый раз после этого события. Следовательно, мы можем говорить о некоей «каспийской перезагрузке». Москва и Тегеран, оценив все свои взаимозависимости и ограничители, пришли к пониманию необходимости контактов, и их конструктивного характера. И это, наверное, главный итог форума в Баку. После завышенных ожиданий и последовавших за ними эмоций и взаимного недовольства наметилась некоторая рационализация двусторонних отношений. «Иран - наш сосед; у нас есть объем сотрудничества, есть ответственность, в том числе совместная с Ираном, за положение в регионе Каспийского моря, по крайней мере. В той части, где у нас были вопросы и мы не получили ответы на наши многочисленные обращения и на обращения международного сообщества, мы поддержали санкции международного сообщества», - заявил помощник президента России (занимающийся вопросами внешней политики) Сергей Приходько. Он также сделал важную оговорку (для Запада?), что большая часть российско-иранских контактов не попадает под режим санкций, введенных Советом безопасности ООН. Если добавить к этому необходимость рационализации отношений между Западом и Ираном по Афганистану (что признают многие политики и эксперты в США и в Европе), то все эти факты говорят о том, что у Москвы есть шанс выстраивать политику более рациональную.

Нужно ли России полноценное стратегическое партнерство с Западом? Безусловно, и саммит в Лиссабоне стал важным шагом в этом направлении. Но это стратегическое партнерство не означает автоматического перехода в состояние конфронтации с Ираном, с которым у России есть свои темы общего интереса. Вопросы безопасности Северного Кавказа, например, где Иран всячески подчеркивает свое неприятие радикальных салафитских взглядов. Если же говорить о Каспии, то России (впрочем, и Западу тоже, здесь есть очевидный общий интерес) важно удержать Тегеран от односторонних шагов по радикальному изменению статус-кво в этом проблемном море-озере. И кооперация в различных форматах позволяет предотвратить такие шаги.

Таким образом, в Баку не удалось продвинуться к финальной цели - окончательному определению статуса Каспия, но определенное успокоение в динамику этого процесса удалось внести. Третий Прикаспийский саммит стал в определенной мере точкой «перезагрузки» отношений между Ираном и Россией. На фоне серьезных позитивных подвижек в отношениях между Москвой и НАТО это дает некоторый шанс на повышение общего качества российской внешней политики и усложнение российской картины восприятия мира. Уже давно пора уйти от черно-белых образов к сложной многоцветной мозаике.

Сергей Маркедонов - приглашенный научный сотрудник (Visiting Fellow) Центра стратегических и международных исследований (Вашингтон, США)

Центр политических технологий