В ближайшее воскресенье, 23 мая, в Нагорном Карабахе состоятся очередные парламентские выборы. Ситуацию и возможности решения проблемы Нагорного Карабаха прокомментировал член Экспертного совета РИА Новости, политолог, директор российских и азиатских программ Института безопасности США Николай Злобин. 

– Возможно ли в видимой перспективе более или менее приемлемое для всех сторон решение карабахской проблемы?

– Компромисс, на самом деле, это ситуация, когда обе стороны не получают всего, чего хотят. Когда все получают что-то, более-менее справедливо, но никто не получает всего.

Нагорный Карабах находится в ситуации, когда все хотят стопроцентного решения – или все или ничего, и никто не хочет компромисса. Безусловно, Карабах является заложником очень многих факторов, и ни одна из сторон, которая участвует в этом процессе, не готова идти на уступки. Так не получится. Я думаю, главное – понимание того, что все получить в этой жизни нельзя. Это – первое.

Второе. Принципиально важно понять, что речь идет не о Нагорном Карабахе как о государстве, отколовшейся или оккупированной, захваченной или освободившейся территории земли. Речь идет о людях, которые живут на этой территории. Для меня, например, большее значение имеет качество жизни людей, нежели государственная принадлежность земли. В ХХ1 веке гораздо важнее показатели уровня жизни, безопасности, содержательности, обеспеченности, нежели то, чей флаг развевается над Степанакертом или какую фамилию носит президент, куда платятся налоги.

В современных условиях право на самоопределение несравнимо более важно, нежели государственная неприкосновенность и территориальная целостность. Люди важнее государства, и мне кажется, что решение карабахской проблемы надо искать именно в рамках такой парадигмы. Не за землю идет борьба, а за людей, за их умы, их настроения, их сердца. Люди живут один раз, и им надо создать наиболее благоприятные условия для жизни так, как они хотят. И у людей должен быть выбор. Нельзя загонять их в идеологические или политические стереотипы и лишать выбора, как жить, где и на каких условиях, потому что, видите ли, в Армении или в Азербайджане есть политики, построившие всю свою политическую карьеру на борьбе за эту территорию.

Третий фактор. Мне кажется, очень важно понять для решения проблемы Нагорного Карабаха, что на самом деле у земли как таковой нет ни национальности, ни государственной принадлежности, ни религии, ни культуры, ни идеологии. Это всего-навсего земля. А религия, идеология, культура, политические приоритеты – все в головах людей, все приносное. Поэтому аргументы, что это наше, а это не наше, у меня как у историка всегда вызывают большой скептицизм. Всегда и везде до вас кто-то был, это было еще чье-то. Всегда можно поднять вопрос, а почему оно ваше именно с этого периода?

Я сейчас не говорю, в чью пользу этот аргумент, Армении или Азербайджана, но надо понять, что земля сама по себе не является носителем национальности или религии. Она является местом, где с определенного времени живут люди с этой религией, национальностью, историей, культурой и горячей кровью, пролитой за нее…

Четвертый фактор связан с тем, что политическая география меняется всегда, государства распадаются, создаются, уменьшаются, расширяются – это нормальный процесс, это закономерность. И распад СССР является, в общем-то, началом. Даже не распад СССР, а глобальные изменения, которые привели к распаду СССР, распаду мирового коммунизма, серьезным географическим изменениям в Восточной Европе. Исчезла Чехословакия, появилась объединенная Германия, распалась Югославия – все это начало.

С последнего десятилетия прошлого века начался глобальный процесс изменения политической географии, который до этого активно проходил после Второй мировой войны. И сейчас политическая география постсоветского пространства продолжает меняться, будут создаваться новые государства. Могут исчезать и ныне существующие. То, что Советский Союз распался по границам бывших советских республик – вообще абсурд, эти границы во многих случаях не имели большого смысла, не могут новые государства создаваться по внутренним границам СССР.

Ситуация, на самом деле, довольно трудная, и говорить о том, что и кому принадлежит «по чести и навсегда», нельзя. Если бы границы в мире не менялись, мы бы жили до сих пор в границах Римской империи и древней Византии. И международное право тоже меняется, а если бы оно не менялось, мы бы до сих пор жили по законам Хаммурапи.

Я считаю, что проблема Нагорного Карабаха является не просто проблемой Карабаха – это большая проблема, связанная с распадом СССР, с тем, что этот распад еще не закончился. Он и не мог закончиться в декабре 1991 года. Мы живем в процессе распада Советского Союза, границы сдвигаются, создаются новые экономические и политические центры притяжения. Поэтому никаких абсолютных решений сегодня, наверное, быть не может.

Думаю, если ставить вопрос широко, то решение проблемы Нагорного Карабаха лежит в экономической сфере, а не в политической. В конце концов, тот, кто создаст наиболее привлекательную модель экономического развития, тот, скорее всего, и будет выигрывать такие конфликты, как Нагорный Карабах. Политического и военного решения этой проблемы не существует, а есть, скорее, экономическое и гуманитарное решение, которое займет какой-то период времени.

– Допускаете ли вы вероятность возобновления военных действий в зоне карабахского конфликта?

– Такая вероятность всегда есть, к сожалению, – реальность заключается в том, что легко построить политическую карьеру на конфликте и войне, и очень трудно построить политическую карьеру на дружбе и мире. Многие политики цинично стараются найти ситуацию, где есть черно-белое видение, и на этом строить свою карьеру, делая людей заложниками таких политических карьер. Строить целую политику на конфликте, потому что не хватает ума построить свою политику на мире, примирении и дружбе. И Нагорный Карабах, к сожалению, дает такую возможность.

Военный конфликт вполне возможен, и, к сожалению, он может привести к человеческим жертвам, но это, как мы знаем, до сих пор никогда не останавливало политиков. Такие политики есть и в Армении, и в Азербайджане, и в России, и в других странах мира, даже в США.

– Не считаете ли вы, что мировое сообщество принципиально смирилось с неизбежностью признания независимости Нагорного Карабаха?

– Что понимать под признанием страны в ХХ1 веке? Думаю, в современном мире совсем не обязательно быть признанным всеми. Глобальная экономика, глобальная финансовая система, глобальный рынок труда, информационная система, которая давно стала глобальной, настолько перечеркивают государственные границы, что я не очень понимаю, что такое сегодня суверенитет.

По-моему, сейчас самая суверенная страна в мире – это Северная Корея, потому что она, по большому счету, никому не нужна, и интересуются ею только потому, что у нее есть ядерная бомба. Такой суверенитет и такое признание никому не нужно, оно скорее приносит вред, нежели пользу.

Многие государства мира, особенно появившиеся в последние годы, существуют совершенно без всеобщего признания.

Можно вспомнить Северный Кипр. Кстати, страны Прибалтики все советские годы не были признаны на Западе и в США как часть СССР, но это совершенно не влияло на политическую реальность. Можно вспомнить еще много примеров. Поэтому я думаю, что вопрос о признании – из прошлого века, когда такие формальности имели значение.

На конфликты надо смотреть не под углом критериев столетней или пятидесятилетней давности, условий холодной войны или старой, традиционной системы международных отношений, а с точки зрения современного бесполярного мира, когда, по сути, нет больших доминирующих стран, нет центров силы, создаются глобальный экономический и огромный глобальный информационный рынки, где нет государственных границ, так как они теряют свое значение.

Мне кажется, вопрос не в признании как таковом, а в том, чтобы не допустить военного конфликта, чтобы не гибли люди. Надо попытаться со всех сторон перевести понимание этой ситуации с политико-военного в экономико-гуманитарное. И тогда вопрос о признании, в конце концов, будет решен, но он не решит проблемы Нагорного Карабаха, Армении или Азербайджана.