2013-й для Карабаха – год 25-летних юбилеев, и начинается он в феврале. 20 февраля 1988-го года сессия Верховного Совета НКАО приняла обращение к законодателям советского Азербайджана и советского Баку. В честь этого дня теперь названа центральная площадь Степанакерта, и спустя четверть века в честь этого дня, который пока заменяет Карабаху День независимости, тоже прошла праздничная сессия парламента.

В последние дни февраля пройдет траурное шествие в память о жертвах армянского погрома в Сумгаите все в том же феврале 1988 года. Потом пойдут первые военные юбилеи. Потом в ткань праздничного года вплетается 200-летний юбилей Гюлистанского мирного договора, по которому Персия признавала переход к России, среди прочих кавказских территорий, и Карабаха.

Но первой датой в истории карабахской независимости считается 13 февраля 1988 года, когда организованная степанакертскими студентами демонстрация переросла в многотысячное шествие. Повторив спустя 25 лет маршрут шествия, организаторы завершили его митингом на главной площади Степанакерта. По рассказам очевидцев, в меру искренним, в меру официозным. И немного странным. Может быть, потому, что студентов, которым сейчас под 50, тогда еще не знавших, что их порыв вот-вот обернется войной, на площади сменили их дети, для которых война отцов – только история.

Будто не было войны

Будто бы специально к юбилею карабахское военное командование сообщило: только за период с 16 по18 февраля количество обстрелов со стороны азербайджанских позиций превысило полторы тысячи. Примерно в том же тревожном духе выдержаны все последние месяцы официальные релизы Баку.

О Карабахе с тревогой все последние годы говорят представители посредников на бесконечных переговорах, военные специалисты все более охотно моделируют ход возможного конфликта. Баку постоянно напоминает о своем праве на военное решение, если не получается дипломатическое. В ответ в Ереване и в Степанакерте вспоминают 94-й, когда, по их утверждениями, только Москва не позволила карабахской армии дойти до Баку или хотя бы до Гянджи…

У карабахского конфликта, самого кровопролитного в истории постсоветских 90-х, самая тяжелая и история урегулирования. Ни в одном другом приглушенном конфликте стороны не разделены глухой стеной, настоящей линией фронта, через которую время от времен соревнуются снайперы, а то и минометчики. И вопрос "Если завтра война?" в Карабахе все годы независимости был столь же животрепещущим, сколь лишенным всякого пафоса здесь всегда был тост за мир.

Сегодня в Карабахе, будто устав от всего этого, о войне не говорят. Будто, увидев, как выросли дети, родители научились не вспоминать жизнь под бомбами, а если все-таки завтра война, то будь что будет, а пока ее нет, то и незачем отравлять себе существование.

А про признание, которого когда-то ждали как чудесного знамения, перестали вспоминать еще раньше. И стало окончательно ясно то, о чем все догадывались давно: во-первых, признания не будет. А во-вторых, оно не очень и нужно.

И как только все прояснилось, все стало как у людей. И будто бы и не было никакой войны.

Инфляция свободы

Поначалу карабахская история независимости развивалась традиционно. Эйфория постепенно трансформируется в суровую готовность сохранить победу любой ценой. Цену в таких случаях всегда назначают люди в погонах, основные бенефициары наступившего венного коммунизма.

Теоретический шанс начать свою новую политэкономию с чистого и честного листа не использовал в таких сюжетах никто. Пока государство существует в форме гарнизона, все причуды кланового жанра легко представляются продолжением ежедневного подвига народа, который помнит вчерашние бомбы и знает, что за окном враг.

Но чем свободнее и безопаснее становилась жизнь, тем больше она наполнялась привычными экономическими образами. Цены не падали, и отнюдь не только от того, что не шел инвестор и кругом блокада. Любая блокада для умелых людей – такая же удача, какой в более счастливых местах является строительство олимпийских объектов. А потом военно-контрабандная монополия по мере установления нормальной жизни превращалась в обычную монополию. Тот, кому повезло вчера, становится олигархом местного значения, или чиновником, что, в общем-то, то же самое. Как везде.

И, как везде по соседству, главным бизнесом становится строительство. Схемы те же. Из 12 ипотечных процентов за покупателя квартиры 6 платит само государство – фактически тому же застройщику, то есть, в изрядной степени самому себе, поскольку остается главным олигархом.

Локомотивы олигархии

С тем, что в Карабахе все стало как у людей, может себя поздравить и Ереван.

Армянская власть, кто бы ее ни возглавлял, карабахец Серж Саргсян или ереванский ученый Левон Тер-Петросян, хорошо знает, какие проблемы может ей, исторической родине, создать Карабах, который может счесть любой политический шаг Еревана связанным с его судьбой. Поэтому для любой ереванской власти лучший Карабах – это Карабах формально независимый, но по сути нанизанный на властную вертикаль и ничем не отличающийся от любого другого региона. Желательно, чтобы он развивался, не доставляя Еревану головной боли, пусть все понимают, что как минимум половину карабахского бюджета еще очень долго будет составлять регулярно списываемый межгосударственный кредит из Армении.

Ничего такого, что могло бы заинтересовать гигантов армянского бизнеса, в Карабахе нет. Поэтому на независимость карабахских олигархов никто не посягает, в карабахскую политику никто не вмешивается, лишь бы все было стабильно. В этой самостоятельности Карабах находит те естественные формы развития, в рамках которых депутат или чиновник всегда могут за бесценок, скажем, получить участок земли, который потом со сказочной рентабельностью перепродаст очередному застройщику.

Жителям Степанакерта только и остается с грустью вспоминать исчезнувшее детство в виде чертова колеса, на месте которого будет очередная гостиница. Ведь в Карабахе – туристический бум, туризм назван одним из приоритетов, и по опыту соседних стран все заинтересованные лица знают, какое это золотое дно. Кстати, еще одним локомотивом является, конечно, сельское хозяйство.

Забыть Мадрид

Словом, Ереван нашел гармоничную форму взаимоотношений с Карабахом. Во всяком случае, мнение Степанакерта по поводу последних выборов, как парламентских, так и президентских, никого в Армении не интересовало. А что до урегулирования конфликта, повода обозначить свою позицию у Карабаха и не было, как давно нет и никакого урегулирования.

Последний раз в Карабахе по поводу своей участи беспокоились осенью 2008-го года во время так называемой "футбольной дипломатии". Президент Серж Саргсян и его турецкий коллега Абдулла Гюль проводили ее на трибунах ереванского "Раздана" и городского стадиона турецкой Бурсы. Болея за своих, сошедшихся впервые на поле, они обсуждали перспективы исторического примирения.

Карабах, опасаясь, что именно его интересы, в частности, семь районов Азербайджана, которые были карабахцами заняты во время войны, могут стать ценой компромисса, сыграл против примирения рука об руку с Азербайджаном. Сенсация не состоялась, и с тех пор урегулирование пережило всплеск лишь в 2009-м году, когда были обнародованы так называемые Мадридские принципы. Будто лишь для того, чтобы обе стороны, считая их неприемлемыми, ждали, кто из них раньше их отвергнет и тем докажет миру свою недоговороспособность.

А год назад был экстрадирован из Венгрии в Азербайджан Рамиль Сафаров, азербайджанский офицер, зарубивший топором на курсах НАТО топором своего армянского коллегу. После этого процесс урегулирования и вовсе был заморожен, стрельба на линии соприкосновения стала еще интенсивнее. В Ереване еще считаются маргиналами те, кто призывает признать Карабах в качестве независимого государства, тем самым официально добить переговорный процесс и лишить Баку мирного выбора. Но их голоса не стихают. А в Азербайджане жгут книги народного писателя Акрама Айлисли, который в своей книге "Каменные сны" описал зверства соотечественников во время армянских погромов в Баку в 1990-м.

А теперь ко всему этому еще и аэропорт Степанакерта готов принять самолеты из Еревана.

Политическая гражданская авиация

Самолеты из этого захолустного аэропорта летали в Ереван еще в советские времена, в 90-е карабахские власти пытались наладить вертолетное сообщение, но в силу очевидной экономической нецелесообразности отказались. Теперь на летном поле, используемом военными, все-таки выросло здание вполне современного аэровокзала.

Решение о реконструкции аэропорта было принято в Ереване еще в 2008 году, но только в 2011-м, когда аэропорт был почти построен, Баку заявил о готовности сбивать самолеты. Мнения экспертов относительно технической возможности для этого разделились. Но военно-техническую составляющую этой интриги никто всерьез и не рассматривал.

Говорят, на открытии авиасообщения настаивает армянская диаспора, за счет которой Карабах надеется заполнить свои многочисленные гостиницы. Как предполагается, цена билета в 50-местном CRJ-100 будет составлять 19-25 тысяч армянских драмов (50-60 долларов). К получасу полета надо будет прибавить все обычные пассажирские процедуры – трансфер в аэропорт и из него, регистрация, посадка, возможно, таможенный досмотр. В общем, все займет часа три.

Такси из Еревана в Степанакерт – от 35 до 50 тысяч драмов (90-110 долларов), но в пересчете на четверых пассажиров выходит вдвое дешевле, чем на самолете. Летом машины проходят это расстояние часа за четыре, зимой выходит 5-6. Стоит начинание с полетами риска обострения с Азербайджаном, пусть даже свою угрозу сбивать лайнеры Баку практически сразу отозвал?

В Карабахе особенно не настаивают на том, что проект имеет экономический смысл. Здесь его иногда называют "гуманитарным", что с учетом цен и общего контекста, конечно, является эвфемизмом "политического".

Очко для Баку

При всей настороженности, которую всегда вызывают угрозы применения силы, готовность Баку работать в жанре шантажа понятна. Армении, заинтересованной в сохранении статус-кво и увековечении итогов войны, конфликт хотелось бы видеть исчерпанным. И в той степени, в которой мир устает от бессмысленного урегулирования, она выигрывает. И ровно в такой же степени проигрывает Азербайджан, и потому он логически обязан нагнетать ситуацию, добавлять ей драматизма, пугать, в конце концов, всех, включая международных посредников. И оценив опасность новой войны, о которой их предупредил Баку, они вынуждены ехать в Ереван, уговаривать, давить, и теперь уже он становится виноватым в том, что урегулирование становится скверным анекдотом. И хотя политических последствий этот статус не влечет, Баку зарабатывает очко в собственной внутриполитической игре, потому что другие никого не интересуют.

В истории с аэропортом, возможно, Баку это очко получит. В самом Карабахе однозначной гордости за то, что откроется небо в Ереван, кажется, не испытывают. Лучше всех общее настроение, выразил, кажется, один карабахский депутат: может быть, затея была и недалекая, но теперь отступать уже ни в коем случае нельзя.

История с аэропортом будто бы немного заполняет то разреженное пространство в карабахском сознании, которое вчера еще было наполнено тревожными ожиданиями войны. Еще бродит по этому пространству дух великой геополитики, замешенной на неизбывных мифах. Мира с Азербайджаном, как все понимают, в ближайшее время не будет, на столе переговоров пусто, угрозы из-за линии фронта привычны. Мир невозможен, система карабахских убеждений те же: азербайджанцам верить нельзя, поэтому никаких уступок.

С другой стороны, в Степанакерте уже привыкли считать, что все равно решают не они, и даже не Ереван, а Москва, и об этом говорится с оттенком досады. Что совершенно не мешает резюмировать: если Москва отсюда уйдет, Карабах не продержится и минуты. Никаких признаков спасительного московского присутствия здесь тоже не наблюдают, что опять же нисколько не нарушает стройности построений. Может быть, потому, что потребности в детальном понимании того, что уже не очень актуально, нет.

Политологическое сообщество вместе с теми, кто отвечает за выработку переговорной линии, будто тоже на время отошло от дел, коротая время за глобальными вычислениями последствий для Карабаха гипотетической войны в Иране.

Мир невозможен, но это больше не повод для беспокойства. Признания не будет, но это больше не мечта. За 25 лет Карабах добился того, чего, наверное, и должен был добиться: превратился в государство, такое же небогатое, как разделенные линией фронта Азербайджан и Армения, непризнанное, но при этом вполне состоявшееся. И с поколением, для которого вражда и война – история. Которая все по-прежнему объясняет. Но уже совершенно не мешает жить.

Мнение автора может не совпадать с позицией редакции

РИА Новости