Иногда трудно по прошествии достаточно длительного времени отыскать истинные мотивы собственных поступков. Во-первых, они и тогда могли быть латентными, во-вторых, и это главное, зачастую эти мотивы «корректируются» в сознании согласно приобретенному жизненному опыту.
Мы с Инге познакомились в 1973 году и вскоре поженились. В это время она изучала экономику, а я – русскую филологию. Сначала мы жили в Армении, где я проходил военную службу. Но, поскольку я родом из Баку, в конце концов, определяющим стал квартирный вопрос – у бабушки Инге была в Таллинне жилплощадь в коммунальной квартире, и в 1975 году мы «бросили якорь» именно здесь.
Однако вскоре выяснилось, что мне как армянину было очень непросто найти работу в Эстонии, и это несмотря на хорошее образование и подготовку. Да, основной нацией были эстонцы. И помимо них были русские, которые также доминировали в эстонском обществе. Именно здесь и проявился парадокс – эстонцы рассказывали, как русские притесняют их, что, в свою очередь, не мешало им проявлять недружелюбие по отношению к другим национальным меньшинствам.
В конце концов, я я устроился на работу, благодаря Эви Александровне Штейнфельдт – видному эстонскому русисту с мировым именем, автору первого учебного частотного словаря русского языка.
Говоря на русском языке в Эстонии, я как бы автоматически принадлежал к русской общине. В то же время, ведь я же не был русским. Это, естественно, вызывало стресс, кроме того, также и определенное чувство одиночества. Да и профессия не была столь уж популярной. Как говорил один мой армянский друг, с которым мы учились в университете и который хорошо разбирался в эстонской общественной ситуации, «ты враг по профессии, неужто более нечем было заняться».
Культура и стереотипы
Видимо, поэтому в середине восьмидесятых в связи с началом перестройки, когда можно было проявлять какую-либо личную инициативу, возникла мысль поискать армян. Я начал с того, что в 1987 году поместил в газете «Молодежь Эстонии» объявление о том, что приглашаются дети в кружок армянского языка. Встречу я назначил в Доме музыки в Старом городе, где нам любезно предоставила помещение его директор Керсти Нигесен. Первый раз на встречу пришли две семьи. Спустя полгода, в начале 1988 года, мы уже официально образовали Таллиннское армянское культурное общество. Но тогда нас было уже около ста человек. В то же время было образовано также и армянское общество в Тарту.
Часто возникновение армянского общества таллиннской общины связывают либо с карабахским движением, либо с перестроечными процессами в Эстонии. Однако, это не так, хотя общее настроение общества так или иначе влияло и на армян Эстонии.
Основной побудительный мотив тех, что явился на первую организационную встречу осенью далекого 1987 года – сохранение национального самосознания, что в случае армян выражается в сохранении языка и культуры. Наверное, нет армянина или армянки, который не слышал бы даже в советскую эпоху имена великих деятелей диаспоры и организаторов диаспоральной жизни – Нубар-паши, Калуста Гюльбекяна, Александра Манташева, супругов Манукян и многих других. За пределами советской действительности такие личности и подобные организации играли огромную роль в организации жизни армян, особенно на востоке.
Второй мотив – это феномен советской действительности. На протяжении моей советской жизни в некоторых случаях я (думаю, не только я) чувствовал неадекватное восприятие окружения и коллег. Часто оно являлось следствием отсутствия общения с армянами и/или порождением советских трафаретов – горячие парни, коньяк, шашлык, черноокие красавицы, домостроевские отношения. Иногда это было приятно, иногда неприятно, иногда смешно, иногда сердило. Хуже всего было, когда фактор этнического происхождения выпячивался в ситуациях, которые касалась карьерных вопросов. И совсем смешно бывало, когда в такой профессионально-конкурентной борьбе к национальному вопросу обращались русские коллеги. Как сказала моя добрая русская коллега (в прямом смысле добрая, без кавычек) «Вы, Артем, даже не русский, не обижайтесь».
Наверное, подспудно хотелось, чтобы количество армян перешло в некое качество, в общину со своим лицом. Этот процесс занял всего пару лет, и он прошел очень быстро при активной поддержке творческой эстонской интеллигенции. Огромную роль сыграло Общество охраны памятников старины Эстонии, которому импонировали культурологические цели Армянского культурного общества.
Новые времена – трудности и успехи
Правда, не все шло гладко. За феноменально резким взлетом через три года наступило деструктивное время, когда перестройка всей жизни Эстонии выдвинула на первый план членов общины вопросы личного выживания. Эстонцы были заняты построением своего национального государства и для так называемых «инородцев» в нем места не очень-то было. Этнические стереотипы лишь усугублялись – к выходцам с Кавказа относились как к уголовникам, которые только и умеют, что делать шашлык из собак и взрывать ларьки на Центральном рынке.
Проблема состояла также и в том, что многие армяне не владели эстонским языком в достаточной степени. Таким образом, многие армяне обнаружили, что оказались в изоляции. Однако за короткий период времени многие из нас выучили язык и сменили профессию – может не столь престижную, как раньше, но вполне позволяющую жить и растить детей.
а-то в Америке тридцатых годов слово армянин вызывало ассоциации с прилагательным бедным. Однако через какое-то время на ум стали выплывать ассоциации с прилагательными успешный, богатый и т.д. Мне представляется, что и сейчас, когда я смотрю на новое поколение действительно эстонских армян, стереотипы двадцатилетней давности не работают. Это вросшие в местную почву и крепко стоящие на ногах молодые люди. Можно сказать, мы не даром поработали в прошедшие почти 30 лет.
