Одному из самых талантливых актеров советского, армянского и российского театра и кино, воплотившему в жизнь целую плеяду замечательных образов (более 300 ролей), основателю Московского драматического театра, педагогу сценического мастерства, народному артист СССР Армену Джигарханяну исполнилось сегодня 82 года. Издание Esquire представляет правила жизни от Мастера.
Иногда задают кошмарные вопросы. Меня один друг, не актер, спросил: «Когда вы на сцене кушаете — вы за это платите или нет»?
Если хочешь понять, что у тебя творится в голове, в сердце, — читай и слушай классиков.
Я пятьдесят лет занимаюсь своей профессией и то еле-еле начинаю понимать, почему артист выходит на сцену и начинает делать вид, что он, например, Ленин. В этом есть какая-то патология. Как в общем-то и во всяком желании воздействовать на другого.
С женщинами знаете что самое страшное? С одной и той же женщиной в разных ситуациях чувствуешь себя по-разному. Сегодня: хорошо невероятно. Завтра: противно. Послезавтра: опять хорошо. А через две недели: кто это такая, зачем мне все это?
Человек должен быть солидным в своем ожидании жизненного успеха. Не нужно метаться.
Люблю Роберта Де Ниро — у него глаза всегда меняются. Мы с Папановым работали за рубежом, платили нам мало, поэтому мы ели консервы. Однажды он мне сказал: «Если ты думаешь, что эти консервы не отражаются в наших глазах, — ты ошибаешься».
Я считаю, что Россия не футбольная страна. В России хорошо играют в хоккей. Мы — более жестокие, а футбол — игра нежная, ажурная.
Главное, чем мы живем, — это страх. Страх быть непонятым, страх, что о тебе плохо подумают.
У телевидения, журналов, фильмов сейчас главная задача — никого не обеспокоить. Они же чем занимаются сегодня? Убаюкиванием разума.
Дети запоминают не слова — они запоминают поступки. Если целый час читать ребенку лекцию, а потом перед ним высморкаться, то он запомнит только, как вы сморкались.
Когда я первый раз читал «Театральный роман» — умирал от смеха. Читал недавно — плакал. Так и с фильмом «Место встречи изменить нельзя». Когда-то все сходили с ума по Жеглову, а теперь, возможно, намного симпатичнее Шарапов. Но я не то чтобы часто думаю об этом фильме — он ушел уже. Даже не помню теперь, почему он так назывался.
Современное кино меня не интересует. Если и играю сейчас — то всякую мелочевку: дядю Петю или дядю Васю.
Мне один человек очень хорошо сказал про живопись: вот если тебе туда очень хочется — то это и есть хорошая живопись. То же самое и с музыкой, и со всем остальным.
Когда общество не имеет идеалов — театр ему не нужен.
У нас внутри образуются какие-то пустоты, и мы их заполняем. Один в карты играет, у меня — животные. Канал Animal Planet могу бесконечно смотреть.
Мое открытие: проблема Отелло — чистой воды расовая проблема. Дело не в том, что он ей не доверяет. Само их соединение — основа конфликта. Например, армяне уже двести лет, наверное, якшаются с русскими, но до сих пор не могут спокойно терпеть, когда русские говорят «е* твою мать». Хотя русским кажется, что это просто выражение. Проблема Отелло не в разности кожи — в разности реакций.
Смотрю на фотографию, где мне пятьдесят с чем-то, и думаю: «Какой молоденький!».
